7 июня 2013
Редко, кто не копил деньги для какой-нибудь покупки или не откладывал их на «черный день». Клад – самый распространенный вид хранения денег. Первыми кладовладельцами были странствующие купцы и удачливые воины. Позднее к ним присоединились горожане – ремесленники, мелкие торговцы, монахи, приказные люди и даже крестьяне. В XVI в. деньги стали неотъемлемой частью быта человека среднего достатка, поэтому сокрытые клады стали исчисляться тысячами.
Что хранилось в кладах? Конечно, деньги, те самые, которые были в обращении, а потом «осели» в виде жалования или дохода от выгодного дела. Хозяин тщательно подсчитывал монеты, ссыпал в кубышку, закапывал на огороде или прятал в погребе, а то и просто клал в ларец или «бабушкин» сундук. В детстве у многих были свои копилки. Сквозь узкую прорезь бросали металлические рубли, десятикопеечники и пятаки. Эта, казалось бы, детская забава, занимала людей далекого прошлого.
В 1952 г. на одной из улиц, расположенных в районе Таганского холма, нашли клад, спрятанный в небольшой кубышке. Нумизматы датировали его серединой XVI в., то есть временем Ивана Грозного. Он состоял из копеек и одной денги (всего 370 монет). Среди кладов XVI в. этот выделялся необычностью своего состава. Рассмотрим историческую эпоху, в которую формировался наш клад.
В 1530-х гг., когда Иван Грозный был еще ребенком, а страной правила его мать Елена Глинская, провели денежную реформу. На денежных дворах стали выпускать единую по оформлению и весу высокопробную монету. Она выражалась копейкой, денгой и полушкой. Общегосударственную монету чеканили на Руси и раньше. Но при Иване III и Василии III, наряду с новыми деньгами, по стране ходили и старые, те, что были выпущены еще при великих и удельных князьях. Их никто не отменял, не изымал и не перечеканивал. Монетная пестрота на денежном рынке дала широкий простор фальшивомонетчикам: старую монету было легко подделать, а от подделки старой до подделки новой монеты оставался один шаг. Весовой разнобой тоже давал о себе знать. Более «тяжелую» монету стали резать под более «легкую». Особенно от этого страдали великокняжеские «новгородки», их-то обрезали в первую очередь.
Государство пыталось с этим бороться. Фальшивомонетчиков искали и подвергали мучительным казням: рубили руки и ноги, заливали горло расплавленным металлом. Казни проводились публично, но толку от этого было мало. Лишь проведенная реформа поправила положение: государство запрещало старую монету, к которой причисляли не только удельную, но и великокняжескую.
Реформа Елены Глинской быстро обновила денежный рынок страны. Вскоре новые монеты с изображением всадника-копейщика, всадника-меченосца и «птички» стали единственными не только на руках у населения, но и в кладах. В московских находках численностью выделялись денги, а в псковских и новгородских – копейки. Это объяснялось как традицией, так и выпускаемой на денежных дворах продукцией.
Теперь вернемся к кладу. Его основу составляли копейки трех типов. Меньше всего оказалось, так называемых, «мечевых» копеек, выпущенных Московским денежным двором. Нумизматам эта монета показалась необычной: по полю «скакал» меченосец, хорошо знакомый по более легкой денге, но вес у нее был копеечный. Такое сочетание и дало этой монете необычное название. Принадлежность «мечевой» копейки не оспаривалась: на ней стояло имя великого князя Ивана. А вот на копейках Новгорода и Пскова, где «скакал» всадник с копьем, на обороте значился только титул: «Князь великий и государь всея Руси». Слово «государь» было дано в сокращении, отчего получалось «ГДРЬ». Если учесть, что буква «Д» больше походила на «А», а союз «И» был слитен со словами, то получалось слово «ИГАРЬ». В свое время это породило нумизматический курьез: монета Ивана Грозного была отнесена к князю Игорю Старому, поэтому решили, что чеканилась она не в XVI в., а в X в. Позднее недоразумение выяснилось.
Последними по времени монетами в кладе оказались новгородские копейки с буквами под конем. Их было 20 штук: великокняжеские «ФС», царские «ПС» и «АЛ». В 1547 г. великий князь Иван IV стал царем. Это событие отразилось и на монетах, правда, не на всех и не сразу. Вместо скромного: «Князь великий Иван всея Руси», появилось на копейках пышное «Царь и князь великий всея Руси». Царских копеек оказалось только три. Все они были выпущены на рубеже 1540 – 1550-х гг. Их дополняет единственная царская денга, отчеканенная примерно в то же время.
Царские монеты медленно наполняли денежный рынок страны. Новым был не только титул, но и оформление. «Царский» всадник был более реалистичен, в плаще и в короне: буквы на обороте – более четкие и ровные. Всадник с саблей на денге тоже был в короне. Под конем на лицевой стороне монет замелькали непривычные сочетания букв. Даже денга обзавелась своим знаком – «ДЕ».
Первые монеты реформы Елены Глинской не отличались особым изяществом в оформлении. Их тоже легко было подделать, и, как можно догадаться, подделывали. Потому в 1540-х гг. было решено приступить к новому «исполнению» монет. Иван Грозный еще не стал царем, а на денежном дворе уже чеканили копейку нового образца с буквами «ФС», а следом, после 1547 г., появились и «новые» царские – «ПС» и «АЛ». Фальшивомонетчикам было уже сложнее подражать таким копейкам. Качество монеты «нового образца» гарантировало имя государя, а непосредственную ответственность за нее несло лицо, чьи инициалы или знак стояли под конем всадника.
Все эти новшества в денежном деле отразились и на составе клада. Человек, который копил его, собирал явно одни копейки. Причем, копейки, как ему казалось, выдержали испытание временем. Их было много. Также много было и «московок» — денег, которые чеканились на Московском денежном дворе. Но эти полукопейки в кубышку не попадали. Они или шли на размен, чтобы получить копейки, или поступали обратно в обращение для закупки необходимых вещей и продуктов. Потихоньку в кубышку стали попадать и копейки «ФС», потом «ПС» и «АЛ». То ли их в Москве вообще было мало (ведь чеканились они в Новгороде), то ли принимали москвичи их иначе. В момент сокрытия клада в нем таких монет оказалась лишь малая часть.
Марксистская улица находится в районе современной «Таганки». Когда-то от Таганских ворот Деревянного города начиналась дорога на Юг. Называлась она Болвановкой… Она возникла еще в XIV в., когда купцы и князья ездили в Орду. Москва не кончалась городской стеной. Вдоль дорог, ведущих от ворот, стояли дома пригородных жителей и постоялые дворы для проезжающих: Ямской («Гонный») двор, кузница, торговые лавки и многое другое, что нужно, как бы мы сейчас сказали, для «сервиса». Как раз здесь и можно было набрать нужную монету. В одном из этих дворов и жил владелец клада, спрятавший кубышку в погреб на «черный день», да так ею и не воспользовавшийся.
Такой способ откладывания денег, довольно близкий нашему времени, мог бы показаться не правдоподобным, если бы история бытового накопительства не имела своего продолжения. В 1969 г. в самом центре столицы, в Кремле нашли 1237 монет, одними копейками, спрятанных в необычном вместилище – печном изразце.
Два клада отделяют друг от друга чуть больше 50-ти лет. По жизни шли уже сыновья и внуки нашего первого накопителя. К этому времени отцарствовал Иван Васильевич Грозный, не стало и его сына царя Федора, со смертью которого пресеклась правящая династия Рюриковичей. Наступило время «выборных» царей. Происходили перемены и в денежном деле. В конце XVI в. Московский денежный двор перестал чеканить денгу, его основной монетой, как в Новгороде и Пскове, стала копейка. В изображениях, расположенных под конем, исчезли, до сих пор не расшифрованные, буквенные сочетания, а на их месте появились знаки денежных дворов: Московского – «М», «МО», «О/М»; Новгородского – «В/НО» и Псковского – «ПС». На копейках Новгорода и Пскова появились даты – случай довольно редкий.
В кладах денга по-прежнему занимала достойное место. Это была та самая «московка», которая чеканилась в Москве при Иване Грозном и немного при Федоре Ивановиче. Как ни странно, денег «князя великого» Ивана IV в обращении (и в кладах) в начале XVII в. было намного больше, чем денег «царя и великого князя» Ивана Грозного.
Итак, в кладе оказалось 1237 копеек или 12 рублей, 12 алтын и 2 денги (по московскому счету копейка-новгородка обычно выражалась в 2-х денгах). Большой или маленькой была в те времена такая сумма, сказать трудно. В годы правления царя Василия Шуйского, когда не прекращаясь шла война, а Москва не раз бывала в «осадном сидении», такое денежное жалование мог получать не последний дворянин. Тем не менее, клад не был дворянским, о чем говорило место находки.
На том месте, у самых Спасских ворот (при Шуйском – Фроловские), стояли два древних монастыря Москвы. Ближе к воротам находился женский Вознесенский, основанный в самом начале XV в. вдовой Дмитрия Донского великой княгиней Евдокией. Со стороны Ивановской площади к нему примыкал мужской Чудов монастырь, учрежденный еще в XIV в. митрополитом Алексеем. По преданию его поставили на месте ханского двора, где проживали золотоордынские послы.
Клад нашли как раз на территории одного из монастырей (скорее – Чудова). Его принадлежность дворянину спорна. Не похож он и на жалование по своему составу: служилым людям его выплачивали из Казны. Деньги туда поступали не только с денежных дворов. Их собирали с населения в виде налогов и пошлин, в этом случае они были разные: копейки, денги и полушки. В кладе же, напротив, содержались только копейки.
Московские государи считали Чудов монастырь придворным: «…в Чудовом монастыре, стоящим среди столицы перед нашими очами, — у нас и вас на виду», — писал Иван Грозный об этой обители в послании кирилло-белозерским старцам.
Монастырь был на глазах у всей Москвы и мог служить образцом для подражания или примером для порицания. Но именно отсюда ушел в мир, чтобы стать «царем на Москве», Григорий Отрепьев. А через три года стали на денежных дворах чеканить монету с именем царя Дмитрия Ивановича, сына Ивана Грозного (так нарек себя самозванец).
С осени 1606 г. монастырь начал делить с Москвой все тяготы осадного положения. У города стояло войско Ивана Болотникова. В том же году старцы жаловались царю Василию Шуйскому на отсутствие денег для покупки соленой рыбы. Однако если монастырь и страдал от отсутствия денег, то у некоторых из монахов их было не так уж и мало. Тревожное время, опасность захвата Москвы восставшими крестьянами и холопами, наступающий голод заставили владельцев позаботиться о своих сбережениях. К тому же монастырский устав явно не одобрял личных денежных накоплений, хотя и не запрещал их иметь. Монахи не стали зарывать деньги в земле, как это делали крестьяне и горожане. Они их схоронили в своих кельях: кто в кубышке с зеленой поливой, кто в металлической коробке. А один из них вынул из печной стены изразец, насыпал в него свои накопления и потом вложил его обратно. Так и остались эти деньги в изразце. И лишь через 360 лет мы узнали тайну пострижника кремлевского Чудова монастыря.
С. Таценко, 2002 г.
www.adventure.ru
Также читайте:
| Твитнуть |